«Надо разрушать банковское неравенство»

[KamardinRosfinsovet]

Председатель Национального совета финансового рынка Андрей Емелин — о том, растет ли конкуренция на российском платежном рынке, почему банки все еще неравны и зачем Центробанку нужен цифровой рубль

 

По количеству способов оплаты российский платежный рынок превзошел самые смелые фантазии. Вариантов так много, что приходится серьезно размышлять, как же именно заплатить за бутылку молока или пачку чипсов. Оплатить по QR-коду через Систему быстрых платежей (СБП)? Использовать российские сервисы, позволяющие платить с помощью телефона (аналоги ушедших Apple Pay и прочих)? Или по старинке приложить карту? А на подходе еще и биометрия: недавно в Сбере заявили, что будут массово внедрять терминалы для оплаты с помощью биометрии по всей стране (сейчас заплатить с помощью улыбки на кассе можно, но не во всех магазинах).

При этом Банк России не хочет останавливаться: он готовится допустить на платежный рынок так называемых небанковских поставщиков платежных услуг. Председатель Национального совета финансового рынка (НСФР) Андрей Емелин рассказал «Эксперту», повлияет ли эта мера на конкуренцию на рынке платежей, а также о том, удалось ли Центробанку обеспечить свободу для переводов, почему так сложно победить фрод и куда приведет экономику цифровой рубль.

Фантомы платежного мира

— Андрей Викторович, в последние недели активно обсуждается инициированный ЦБ допуск на платежный рынок небанковских поставщиков платежных услуг (НППУ). До сих пор никто не понимает, о чем идет речь, кто именно будет поставщиками и какие возможности они получат. Можете внести ясность?

 

— Сегодня есть много небанковских организаций, которые оказывают услуги, связанные с платежами. Например, микрофинансовые организации, страховщики, ПИФы, операторы сотовой связи, компании, предоставляющие услуги ЖКХ. Их всех хотят упорядочить, дав им статус НППУ. Одни НППУ смогут осуществлять платежи, другие — переводы денежных средств, а третьи станут агрегаторами платежей (платформой для приема денег на сайте. — «Эксперт».) На Западе такие поставщики тоже есть, там можно, например, делать покупки напрямую через сайт или приложение магазина, минуя банковские приложения. Магазин с вашего согласия выставляет платежные требования к вашему счету. Там это довольно долго развивалось и теперь смотрится естественно.

У нас другая финансовая система, где доминируют банки, именно они в основном оказывают такие услуги (по платежам на сайтах и в приложениях. — «Эксперт»). Есть множество сильных банков, которые за все отвечают, ЦБ знает всех этих игроков, ему не надо по всему рынку искать тех, кто оказывает подобные услуги. Зачем на этот устоявшийся рынок хотят привлечь новых игроков, в том числе любые, даже малоизвестные финансовые платформы, любые магазины и тому подобное — не очень понятно. Смогут ли эти игроки обеспечить должный уровень сервисов на этом рынке?

Но никакой конкретики до сих пор нет, есть только рамка — общая концепция законопроекта. До конца непонятно, кто именно сможет получить статус НППУ. Будет ли это добровольным процессом или любая оказывающая подобные услуги компания обязана будет стать НППУ? Можно ли будет, получив статус, одновременно быть и агрегатором, и переводить средства? Конкретика появится в лучшем случае ко второму чтению в Госдуме (пока документ обсуждается в правительстве и еще не внесен в Госдуму. — «Эксперт»). Понятно только одно: никаких специальных счетов у самих НППУ точно не появится, эти организации будут прокладкой между вами и вашим банковским счетом. Они будут помогать осуществлять платежи.

— То есть никаких революционных новаций в допуске НППУ на платежный рынок нет?

— Пока нет. Например, статус платежного агрегатора можно получить без проблем и сегодня. Достаточно заключить договор с банком о статусе банковского платежного агента — и все, вы можете работать. Поэтому не очень понятно, какую именно проблему должен сегодня решать этот проект. Центробанк объясняет, что документ необходим для повышения конкуренции. Но это общие слова. Логично предположить, что все участники платежного рынка обязаны будут стать НППУ, то есть они станут поднадзорны Банку России.

— Можете тогда подробнее рассказать, как сегодня осуществляются платежи и как работают их операторы и агрегаторы? Допустим, есть сайт МособлЕИРЦ. Мы платим через него за жилищно-коммунальные услуги. Деньги списываются с нашего банковского счета?

— Конечно. Вы даете распоряжение своему банку через этот сайт или приложение. Сам сайт вас просто переадресует в ваш банк.

— А кто сейчас выступает агрегаторами в платежах? Можете привести примеры?

— Здесь есть разные схемы. Есть банковские платежные агенты (БПА). Они могут агрегировать ваши платежи. Как пример, это различные платформы, например «Яндекс». У него есть поставщики услуг, товаров. Есть покупатели. И есть свой банк, с которым платформа заключила соглашение. Сам «Яндекс» как платформа является банковским платежным агентом этого банка с функцией агрегирования платежей. Вы через «Яндекс» платите «Пятерочке». «Яндекс» же как БПА в течение дня собирает 500 платежей и в конце дня передает этому магазину. В этом и заключается функция агрегирования платежа.

— А сотовые операторы — у них тоже есть статус агрегатора? Когда, например, вы со счета мобильного оператора что-то оплачиваете?

— Нет, операторы регулируются отдельным законом (Закон о связи. — «Эксперт»). В нем есть специальная статья, касающаяся расчетов с участием оператора связи.

— То есть Банк России, вводя НППУ, сотовых операторов в свое поле зрения никак не подтягивает?

— Все верно, их этот законопроект не охватывает. По крайней мере, пока.

Чем больше банк, тем больше у него информации о платежной активности конкретного клиента. Это дает крупным игрокам преимущества: они могут делать внутренние скоринги, более точно просчитывать риски. Решением может быть open data

Кто владеет информацией

— Мы знаем, что ЦБ много лет упорно работает над повышением конкуренции на платежном рынке. Например, он создал Систему быстрых платежей, чтобы разрушить монополию Сбера на платежи и переводы. Этот шаг достиг своей цели?

— Да, это получилось, с помощью СБП действительно удалось создать свободу переводов. При этом самим банкам СБП не нужна, перевод без нее банку более выгоден, так как он получит комиссию. Но банки понимают, что в целом благодаря СБП происходит перераспределение финансовых потоков и это позитивно сказывается на всем рынке.

Сделаны и другие шаги, реально увеличивающие конкуренцию: так, с февраля 2024 года начнет действовать закон, согласно которому можно будет без комиссий переводить между своими счетами в разных банках до 30 миллионов рублей в месяц. Это нужно, чтобы обеспечить в России полностью свободные переводы без внутрибанковских комиссий. Теперь, если человек захочет вывести деньги с депозита и положить их в другой банк, сделать это можно будет без проблем. Следующим шагом должно стать перечисление зарплаты через СБП. Этот проект идет медленнее. Его суть — борьба с зарплатным рабством, когда работодатели навязывают сотрудникам какой-то банк. Сейчас законопроект активно обсуждается с Центробанком. Все это инициативы по развитию реальной банковской конкуренции, гораздо более реальной, чем в случае с НППУ.

— В своих выступлениях вы также говорили, что для реальной конкуренции надо дать всем банкам равный доступ к финансовой информации. О какой именно информации идет речь?

— Сегодня чем больше банк, тем больше у него информации о платежной активности конкретного клиента, то есть об операциях на счетах. Это связано с тем, что клиент просто совершает в крупных банках большее число операций, чем в мелких. И это дает крупным игрокам преимущества: они могут делать внутренние скоринги, более точно просчитывать риски.

Например, у вас есть три счета — в Сбере, Тинькофф-банке и в Совкомбанке. Большинство платежей вы проводите через Сбер. В результате Тинькофф и Совкомбанк не видят вашей активности в Сбере. А Сбер получает большой срез данных о том, какие траты вы делаете. И оказывается фактически монополистом данных.

— И какое тут решение?

— Банк России уже обсуждает данную тему. Пока идет дискуссия, что именно надо развивать в России — open banking, open finance или open data. Open banking — обмен информацией между банками, open finance — между всеми участниками финансового рынка, а open data — полный доступ к финансовой информации вообще всех субъектов. Для потребителя выгоднее всего open data. Это позволило бы любому банку реализовать скоринги [на основе данных других банков]. Пока же максимум, что они могут, — это обмениваться финансовой информацией на добровольной основе. И такой проект уже реализует пул наиболее активных частных банков.

Работает это так. У вас как клиента Тинькофф-банка есть хешированный, то есть зашифрованный, идентификатор. Такой же идентификатор есть у вас и в Совкомбанке. Создана специальная система, которая по заданию банков и при вашем обязательном согласии может искать по вашему идентификатору сведения о вашей платежной активности во всех банках пула, не раскрывая, из какого именно банка поступают сведения. На этой основе можно анализировать вашу платежную активность и максимально корректно оценивать вашу платежную дисциплину и кредитоспособность. В ЦБ этот проект вела специальная рабочая группа, в том числе с нашим участием. По итогам обсуждений были сформулированы предложения по доработке механизма, и сейчас он активно пилотируется. Есть все предпосылки к тому, чтобы рынок сам, без регулятора, самоорганизовался и реализовал такое платформенное решение.

Цифровой рубль для системы мелких розничных платежей особо не нужен. Обычным людям все равно, введут цифровой рубль или нет. И к повышению конкуренции на финансовом рынке он не имеет никакого отношения

Рубли из девайса

— Как недавно заявил Центробанк, он ожидает, что в 2025 году цифровой рубль станет распространенным средством платежа. Но до сих пор не очень понятно, зачем этот цифровой рубль нужен. Может, вы знаете?

— Цифровой рубль для системы мелких розничных платежей особо не нужен. Обычным людям все равно, введут цифровой рубль или нет. И к повышению конкуренции на финансовом рынке он не имеет никакого отношения, цифровой рубль — это о другом.

По своей сути, цифровой рубль — это безналичные денежные средства, но эмитируемые как наличные, только Центробанком. Цифровые рубли хранятся не в банках, а в ЦБ и по своей цифровой природе имеют гораздо более высокий потенциал контролируемости.

Во всем мире, особенно в Китае, главная цель цифровой валюты — контроль. В России цифровой рубль также можно было бы использовать для окрашивания бюджетных расходов. Это позволило бы побороться с нецелевыми расходами, о которых каждый год говорит Счетная палата.

— Но Минфин же создал единые казначейские счета — они разве не помогают отслеживать нецелевое использование средств?

— Цифровой рубль позволяет построить такую систему оплаты госзакупок, где все прозрачно, никакие проверки не нужны. В смарт-контракте вы пишете характеристики товара, который покупаете, сделать это можно очень подробно. Таким образом, бюджетные деньги становится на порядок сложнее увести. Сделка, где вам поставляют некачественный товар, просто не пройдет, поскольку минимизируется человеческий фактор.

— Как еще можно использовать цифровые рубли?

— В международных расчетах — при взаимодействии с другими цифровыми валютами центральных банков. Во всем мире начался процесс ухода от долларовых расчетов и перехода на расчеты в национальных валютах. И уже тестируется несколько систем, которые позволят вести расчеты в национальных цифровых валютах без посредничества доллара.

Конечно, еще есть корсчета банков, переводы можно делать в безналичной форме через них. Но состыковать все корсчета друг с другом крайне сложно. То есть перевод из конкретного российского банка в какой-то конкретный азиатский банк у нас может не получиться. Для этого и планируются расчеты в цифровых валютах на блокчейне.

Однако остается проблема: нужен еще расчетно-клиринговый центр, который клиринговал бы все расчеты. Поскольку здесь у всех стран общий интерес, уверен, что и эту проблему решат. Мы должны быть готовы к этому моменту, поэтому и запускается цифровой рубль. Это очень важный процесс, формирующий будущую систему международных расчетов, и мы не можем не участвовать в нем.

— Какие сложности могут возникнуть при внедрении цифрового рубля?

— В Китае цифровые юани привязаны к девайсу. Например, 15 цифровых монет лежат на телефоне, и только с него вы их можете израсходовать. Никакой дополнительный учет их не ведется. Такой вариант цифровых денег — это аналог наличности. В России же цифровые рубли приравняли к безналу. Они будут привязаны к банковскому счету, доступ к которому можно получить через любой девайс и даже через любой банк.

Проблема начинается, когда вы уходите в офлайн. Счет, к которому привязано устройство, позволяющее платить цифровыми рублями, не знает о списаниях. В офлайне легко выйти за баланс — вы теоретически можете потратить больше, чем у вас есть, если параллельно с офлайном будете платить с этого же цифрового счета и в онлайне. Проблема будет и у тех, кто обрабатывает такие платежи. Например, несколько сотен человек были офлайн, а потом появились онлайн. И на вас одновременно посыпались сотни транзакций, которые надо обработать. Справится ли с этим система, которая будет работать в масштабах всей страны? Очевидный вариант — при переносе цифровых рублей на офлайн-девайс списывать их со счета, превращая в цифровые наличные по китайской модели, но пока такого нормативного решения нет.

— А что будет, если цифровых рублей станет слишком много? Например, 30 триллионов, как весь наш бюджет. Тогда придется их трансформировать обратно в обычные рубли, чтобы дать банкам ресурсы для кредитования или они так и будут болтаться как цифровые деньги?

— С точки зрения здравого смысла вряд ли появится так много цифровых рублей в финансовой системе. Ведь это означает ее ломку без очевидного позитивного эффекта. Цифровой рубль нужен там, где он может помочь решить конкретные проблемы или дать новое качество. Надо красить цифровыми рублями проблемные области. Зарплаты же бюджетников контролировать не имеет смысла — в отличие от некоторых других бюджетных трат.

На биометрической игле

— Биометрия в конце лета наделала много шума — вспомним очереди в МФЦ и панику тысяч людей, писавших отказы от использования их биометрии: люди боялись, что к их данным получит доступ непонятно кто. Зачем некоторые банки добровольно в самом начале решились на сбор биометрии? Им разве внедрение биометрии и создание биометрических баз данных что-то давало? Насколько биометрия была дорогостоящим проектом — можно ли оценить затраты на нее?

— Биометрия было дорогой. Но суммарные затраты на нее сложно оценить, так как они были связаны далеко не только с установкой оборудования, на котором можно снимать биометрию. Были еще затраты на каналы связи, их защиту по высокому классу, наем и обучение сотрудников, хранение образцов и многое другое. Банки это делали, так как понимали: они смогут с помощью этой технологии получить новых клиентов. Клиенты смогут удаленно открывать счета по всей стране, например, в банке города Мирный в Якутии. Гражданам это удобно, поскольку можно будет получить какие-то льготные условия или какие-то важные им услуги, которых не дают местные банки.

— А зачем банку из Мирного три-четыре клиента из других регионов? Разве вложения в биометрию в этом случае окупятся?

— Окупятся со временем. Но проблема в том, что потом все банки, которые вложили деньги в биометрию, остались ни с чем. Банки много снимали биометрию до принятия закона о ней, а потом им сказали, что требования к биометрическим образцам для ЕБС должны быть гораздо выше (подробнее см. «Сбор биометрии посеял панику», «Эксперт» № 38 за 2023 год). А потом вообще потребовали сдать всю собранную за все годы биометрию в ЕБС независимо от соответствия ее стандартам.

В результате сегодня только 300 тысяч биометрических образцов в ЕБС соответствуют этим высоким стандартам. Хотя после тотальной передачи биометрии банками в ней оказалось уже около 75 миллионов образцов. Но весь этот огромный массив собран по совершенно разным стандартам.

— То есть ЕБС не решила поставленные перед ней задачи?

— Об этом лучше всего судить по количеству первых счетов, открытых с использованием биометрии. Более того, создание ЕБС временно затормозило развитие другой, более перспективной технологии. Я имею в виду видеоидентификацию, когда клиент может по видео продемонстрировать паспорт или другие документы, а система его лицо сверит с фото на документе, проверит сам документ через госсервисы и даст возможность быстро открыть счет. Пусть даже и с небольшим лимитом. Такая система намного дешевле биометрии. Ее сможет выстроить любой банк. Через видеосвязь банк из Калининграда сможет в течение пятнадцати минут идентифицировать клиента во Владивостоке и удаленно предоставить ему услугу. Рынок очень ждет продолжения пилотирования видеоидентификации и связывает с ней большие надежды.

Фрод непобедимый

— На самом деле вопросы защищенности каналов, по которым передаются биометрические данные, — это спорный вопрос. Программисты это подтвердят. Возможно, такое недоверие к безопасности биометрии у людей связано в том числе с растущим в последнее время в геометрической прогрессии числом мошенничеств в финансовой сфере — со звонками из «банков» с просьбами перевести деньги на безопасный счет. Это так называемый фрод, мошенничества в сети или с использованием телефона. Почему с ним никак не борются?

— Это не так. С фродом активно борются по всем фронтам. Номера мошенников вносят в базы сотовых операторов, банков, Роскомнадзора. И все это блокируется. Операторы связи многократно повысили качество идентификации абонентов. Практически изжита «серая» продажа сим-карт.

Более того, операторы связи, фиксируя фрод-события, передают информацию банкам. А те создают специальные системы защиты от фрода (так называемые антифрод-системы. — «Эксперт»). Оператор, например, говорит, что была попытка получить дубликат такой-то сим-карты. Банки сразу останавливают все операции со счетами, связанными с этим номером телефона. И затем связываются с клиентом. Проблема в том, что такие системы есть только у двадцати крупнейших банков. Все из-за того, что тарифы операторов на такие услуги фиксации фрода слишком высоки для большинства банков.

Мы бы очень хотели эти тарифы снизить. В 2018 году даже подготовили совместно с ЦБ соответствующий законопроект, предлагая создать единую антифрод-систему, чтобы все банки могли к ней подключиться. А тарифы чтобы контролировались правительством. С тех пор этот документ никак не пройдет Госдуму. Минкомсвязи и операторов связи не устроили наши предложения по тарифам, они посчитали их слишком низкими.

— Но все-таки почему же, если с фродом так активно борются, мы фактически ежедневно продолжаем слышать новости о несчастных бабушках, которые перевели все свои накопления на «безопасный счет»?

— Большой проблемой остается IP-телефония. Мошенники подменяют номера и делают это каждый раз при каждом новом звонке. В результате отследить их крайне сложно. Некоторые мошенники звонят с иностранных номеров. Вспомним знаменитые украинские колл-центры, которых были сотни. И конечно же, главная беда — социальная инженерия, когда мошенники просто уговаривают гражданина самому передать им деньги. С этим можно и нужно бороться всеми доступными правовыми, техническими, организационными методами. И конечно, разъяснительной работой, повышением финансовой грамотности каждого из нас. Самый надежный залог нашей с вами личной финансовой безопасности — это знания, внимательность и осторожность.

 

Изменено 10 октября, 2023 пользователем KamardinRosfinsovet